Шум прибоя приятно ласкал слух. Имс стоял у некого подобия окна, вглядываясь в неторопливо бегущие волны. Блестящие блики на синеватой глади притягивали взгляд, не позволяя отвлекаться. Гул от ударов волн смешивался с мужскими воплями, исходившими из недр тюрьмы, но Имс уже привык от них абстрагироваться. Сейчас, чистокровные волшебники дрались во внутреннем дворе как последние одичавшие псы, Кубасов не желал отвлекаться на кровавые зрелища, ведь чуть позже, он сам к ним присоединиться. Закат уколол золотом в глаза, заставляя мужчину чуть зажмуриться.
От мыслей о возможном бое, в спине ощутимо потянуло. Горячая боль нарастала, равномерно распределяясь по позвоночнику и Имс, наконец, отвлекся от созерцания воды и взглянул в противоположную стену, где красовался неровный кусок зеркала, в котором отражалась его фигура. Имс стянул с себя продранную, старую рубашку и подошел к зеркалу ближе, поворачиваясь к нему спиной.
Спина была исполосана длинными, белесыми шрамами, которые в данную секунду отчетливо выделялись при свете солнца. Боль медленно переползала в плечо, где красовался след от клыков и вскоре, запульсировал едва заметный шрам, пересекающий его губы. Кубасов стоял смирно, но не удержался и начал касаться пальцами своих незаживающих ран, но касания лишь распаляли шрамы, словно осколки воспоминаний минувших дней, не позволяя ему ни на день забыть о том, что с ним произошло.
Он бежал на пределе своих возможностей, и даже, наверное, больше. Адреналин стучал в висках, и Имсу казалось, что слышит лишь отчетливый свист и больше ничего. Дикий вой прямо за спиной, заставил сердце на секунду остановиться от подкатывающего, удушливого ужаса, но болгарин не останавливался, бежал, не зная куда, и больше всего желая найти что-то, хоть малейшим образом напоминающее убежище. Имс не знал, почему из десяти человек в рассыпную бросившихся в лес, оборотень побежал именно за ним. Он уже и забыл про неудачный рейд, все, что он хотел, это оторваться от погони. Имс остановился лишь на секунду и в этот момент его судьба была предрешена: оборотень оттолкнувшись от ближайшего дерева накинулся на него. Кубасов не успел сделать и шага, как тяжелое тело повалило его на землю и в ту же секунду, спину продрала отчаянная, острая боль, которая заглушила рычание монстра и безудержный крик самого Имса. Он слышал отбивающий секунды ритм пульса в ушах, потеряв всякое восприятие действительности. В какую-то секунду он не смог поверить, что эта боль – реальна, а происходящее – не жестокий сон. Тяжелая лапа ударила его по плечу и Имс перекатился на изуродованную спину, в которую тут же попала грязь и дождевая вода, что заставило Кубасова до хрипоты в горле закричать во все горло. Еще один взмах лапы и Имс умолкает, так как разорванными губами уже просто невозможно было что-то кричать. Мужчина уже и толком не различал черного, рычащего силуэта, захлебываясь своими немыми стонами, но успевая заметить, как обнажаются его зубы и в какую-то секунду, они впиваются в левое плечо. Глаза расширились от ужаса, но что-то произошло и оборотня отнесло в сторону красной вспышкой.
Через миг Имс смог различить затихающий скулеж монстра и наоборот, нарастающий гул бегущих ног, и обрывки чьих-то фраз. Темноту болгарин встретил с тревожной, но искренней радостью.
Его так и не смогли вылечить. Целая толпа целителей каждодневно навещала его, сыпала над его кроватью заумными фразочками, но никто из них не желал толком браться за его лечение. Нашелся один, но старик смотрел на него, как на потенциального мертвеца, особенно, обреченный взгляд скользил по телу Имса, когда целитель менял повязки. За все время своего пребывания в больнице Святого Мунго, Имс выпил не меньше пятидесяти видов снадобий и от боли сгрыз зубами пять подушек, когда врачеватель лил остро-пахнущие зелья на рваную спину болгарина. Он не спал, а лишь постоянно проваливался в темноту, когда тело не могло выдержать вынужденную бессонницу и не утихающую, жаркую боль.
Имс чувствовал что-то инородное в своей крови, он ощущал, как что-то бежит по его венам, неумолимо изменяя его, подстраивая под чужую натуру, но не меняя его полностью, а ломая медленно и совершенно беспощадно. А целитель словно ставил опыты, пробуя на нем новые виды зелий, и кажется, уже не надеясь на какой либо успех в выздоровлении Имса. Порезы от когтей и немногочисленные, но глубокие укусы были слишком большим испытанием для тела болгарина, пусть тот и обладал сильным здоровьем и выдержкой.
Но в какое-то утро, боль притупилась. Имс открыл глаза, смотря на солнечный блик на полу и подол прозрачной шторы, мерно колыхающейся от ненавязчивого порыва ветра. Вот этот самый момент, он помнит до сих пор. Вместо боли – нарастающая ярость и злоба, с которыми нет сил бороться.
Просто прими, как факт и не беги от себя, уже поздно.
Целитель, пришедший с новыми порциями жгучих зелий, даже не заметил того, что Имс пришел в себя, а вот мужчина сориентировался быстро: снадобья, которые нельзя принимать вовнутрь, Кубасов насильно влил брыкающемуся старику в рот: тот захлебнулся буквально через секунды. Правда, после этого Кубасову пришлось еще несколько дней проваляться в сознательной «бессознанке» – пока остальные целители списывали смерть целителя, как самоубийство, не особо вникая в детали.
Его собственный вердикт прозвучал так: многочисленные укусы и порезы на спине и плечах; могут проступать «волчьи» симптомы, такие как тяга к непрожаренному мясу и острое чутье.
Имс бы, наверное, обрадовался, если бы отделался так просто. Но все обстояло гораздо хуже, ведь чем дольше Кубасов находился в обществе, тем сильнее его одолевало постоянное желание убить и разорвать. Он боролся с собой, боролся с чересчур проступившими волчьими наклонностями, но первое полнолуние, сломало его окончательно.
Тело, не получившее достаточно магии оборотня ломалось, но не изменялось полностью. Имс навсегда запомнил тот момент, когда он услышал, как захрустели позвонки, видоизменяясь, но в то же время и не меняясь. Имс выл как дикая смесь волка и человека – безумное отчаяние и безудержная, припадочная боль. Его извивало в лихорадке, волк рвался наружу, но его было ничтожно мало в человеке, чтобы обратиться полностью. Тогда то, наверное, он и сломался, как человек.
Прошло немало времени, пока Имс смог себя хоть немного контролировать, собрать рассыпавшиеся паззлы с диким, вычурным рисунком. Не хватало деталей, чтобы Имс мог почувствовать себя прежним, он перестал воспринимать жалость, как возможное из чувств, оно искоренилось в нем с первым недопревращением.
Он не разделял взглядов Темного Лорда, но почему то встал на его сторону, пополнил ряды его союзников, когда пришло время. Его не интересовала грызня чистокровных и маглорожденных, сам Имс возглавлял рейды, которые подразумевали собой «чистку». Обычные люди принимали перед его взором обличие «жертвы», которую внутренний волк отчаянно требовал. Имс не мог себе противиться и даже неосознанно рвался к тому, чтобы опуститься к убийству. Ему не нужна была «Авада Кедавра», чтобы увидеть ужас и последние искры жизни в человеке. На самом деле, это была искусственная смерть, пустая, ненастоящая. Волк желал не такого. Имсу становилось легче, когда жертва умирала от его рук – будь то удушье, или пробитая кость, вдавленная в мягкие ткани, это было то, от чего самому Кубасову становилось немного легче и он выравнивал свой внутренний баланс.
Прошло еще немного времени, когда он смог обуздать и свою жажду к убийствам. На этот промежуток пришло и свержение Темного Лорда, и его собственное возмездие, на которое самому Кубасову было наплевать. Свое наказание он принял еще задолго, как присоединился в ряды Пожирателей.
Никто так и не узнал, сколько на самом деле душ загубил Имс. Проверка палочки оказалась нулевой – Аваду Кубасов не использовал по своим причинам, потому, его списали как и остальных Пожирателей в отдельно построенную тюрьму.
Никто уже давно не верил в надежность Азкабана. Отчаявшиеся люди, что им те дементоры? Министерство расщедрилось на абсолютно новую, далекую тюрьму, слухи о которой, и самого Имса повергли, сначала, в некоторый ступор.
Вода билась о скалистое прибрежье, на котором возвышался темный замок-башня, чем-то смутно напоминающий Азкабан. Внутри тюрьма оказалась просторнее, да и камеры – намного чище и аккуратнее, чем в Азкабане, что вводило потенциальных заключенных в некоторый шок. Здесь был и огромный внутренний двор, при взгляде на который, сознание Имса словно прострелило догадкой – ни капли магии. Они будут заключены, как обычные маглы, брошенные на растерзание друг другу, яростные и беспощадные убийцы.
Иногда, по ночам, Имса одолевал странный, жестокий смех. Здесь было до черта чистокровных предателей, которые не знали, и не желали жить, как ненавистные им маглы. С каждым днем, все больше было мужчин, которые сходили с ума от позора и унижения, понимая, на что их обрекли власти – чистокровки медленно теряли реальность, не имея возможности проявить хоть каплю магии. Ведь даже дементоры высасывали скопление магии наравне с хорошими воспоминаниями, волшебники опустошались, но здесь, они переполнялись внутренним волшебством, и это подводило магов к краю безумия.
Сам Имс уже давно потерявший всякую реальную связь с магией, чувствовал себя здесь до смешного комфортно. Он с легкостью выбился в лидеры, больше не скрывал свою полуволчью натуру, заставлял подчиняться себе одним лишь взглядом, в котором постоянно сквозило животная тяга. Были те, кто перечил и подстрекал Имса на драку, но Кубасов специально выводил соперника «на люди», чтобы все видели, что он мог сделать с оппонентом. Иногда Имс переставал контролировать себя, утопая в чужой крови по локти, но тем самым, вызывая свое неоспоримое первенство. Драться на смерть с ним никто не вызывался.
- - - - -
Имс все также касался пальцами своих шрамов, которые даже через такой долгий промежуток времени не заживали и постоянно напоминали о себе пульсирующей болью. Он чувствовал себя одновременно и калекой и до черта сильным, самоуверенным зверем, которого насильно запирают в клетке. Хотя в принципе, Имс не особо жаловался, он знал, что тюрьма, в которой он очень даже неплохо прижился, скоро станет прошлым этапом в его жизни.
- Имс! – Громыхнул мужской голос за дверью-решеткой. Забавно, но даже двери здесь мало чем напоминали тюремные. – Я с подарком, - гибло прогнусавил знакомый голос.
Кубасов тяжело вздохнул и косо поглядел на валяющуюся, на каменном полу, рубашку, не считая сейчас лучшим вариантом одевать ее на пылающее, колющей болью, тело.
- Трэверс, я тебе поломаю пальцы, если ты заявился с какой-нибудь чепухой! – Прорычал в дверь Имс, раздражаясь спеси бывшего Пожирателя. Тот был похож на безумную гиену, преподносил малейшую, даже самую незначительную информацию так, словно рассказывал о зарытых сокровищах или о реальном способе побега. Кстати, и смех его чем-то напоминал эту чертову псину.
- Не пожалеешь, - тут же ответил голос и послышалась какая-то возня.
Кубасов преодолел расстояние в три шага от стены до выхода и рывком открыл скрипучую дверь, минуя фигуру Трэверса, и в секунду натыкаясь взглядом с зелеными глазами.